Мошки в янтаре. Скуй мне панцирь ледяной. Черный пепел, красный снег. Ключ - Рони Ротэр

– Стой, стой, – возница – седобородый старик в малахае и тулупе, натянул вожжи, поравнявшись с южанкой, и хлопнул себя по коленям. – Вот нежадача, и тута жатор.

Он слез с телеги, обошел её кругом, глядя на колеса, сокрушенно покачивая головой.

– Ох, дорожка городская. На булыжниках энтих и шкворни порастерять не долго. Как ж, милая, живете тута, а? Пятки, небось, в шишках?

И, повернувшись к Зараэль, вопросительно поднял брови.

– Я не местная, – раздраженно буркнула южанка, отвернувшись от старика, и продолжив наблюдать за воротами.

– Чего на стражу жыркаешь? – заинтересовался дед. – Вытти хошь? Натворила чего? Ох, молодежь. Сперва в город на жаработки, а потом до дому голяком.

– Ты чего пристал? – холодно взглянула на него Зараэль.

– Я говорю, ежели стражу опасаешься, прыгай ко мне в телегу. Висьмирь не выдаст – волк не съест.

Зараэль опешила. Дед понял её замешательство, поманил рукой.

– Давай, давай, жалежай, ложися, да дерюжкой вона прикройся вся. И стони погромчей.

– Чего делать? – не поняла южанка.

– Стонай, хнычь, ай-ай, ох-ох, – дед скорчил болезненную мину.

Подъехали к воротам. Зараэль, наученная дедом, скорчилась под дерюгой, стонала и всхлипывала почем зря.

– Чего везешь? – услышала она рядом с телегой голос низкий мужской голос.

– А чего отседова вывежешь?! – внезапно накинулся на солдата дедок, замахиваясь хворостиной. – Мало того, што впополам жа харч жаплатили, ешчо и внучку попортили! Бесстыдники жележнолобые! Вона девка, совшем шлегла, до чахотки довели, поди!

Кто-то из солдат хохотнул. Зараэль подпустила в стоны переливов, захрипела и закашляла.

– Эй, дед, потише! – отступая, возмутился солдат. Потом, осторожно приподняв край дерюги, попытался заглянуть под неё.

– Ты ешчо под подол ея жагляни! – взвизгнул дед, и несильно щелкнул солдата хворостиной по руке. – У самого, небось, жинка имеется, так чего под чужие юбки жыркаешь?

– Проезжай! – рявкнул солдат, которому надоела эта перепалка.

Дед, не переставая браниться и хулить солдатские нравы, хлестнул волов, и телега проползла в ворота, минуя стражу и оставляя позади Вестрог.

Зараэль взглянула на деда, правившего волами, и снова подумала о том, как мало она знакома с миром вне острова, на котором выросла.

Возчик оглянулся и доброжелательно улыбнулся оставшимися тремя зубами.

– Ожябла? – спросил, пришепетывая.

– Немного.

– Ништо, малость погодь. После жаката до Прилесья дотрюхаем, на ночь на постой у Жобешка встанем. Я тама жавсегда ночую. Жавтрева черный лес минуем, а тама, почитай, и Грижень.

Зараэль неловко улыбнулась деду. А тот, отвернувшись, легонько стегнул волов хворостиной.

– Шибче, шибче, орлики мои.

Южанка скользила взглядом по заснеженной равнине с редкими перелесками, по которой тянулась дорога. Во встречном направлении шли все новые и новые дружины ополченцев – в разнокалиберной одежде, с котомками за спиной. Один раз прогремел доспехами литт ратников под вымпелами Зоротронда. Туда же двигались обозы с провиантом и снаряжением.

Деду не сиделось спокойно. Он снова обернулся, пытливо глянул на Зараэль.

– Сама-то откель? Вейерхольдская, небось?

– Почему так решил?

– Черненькая ты. А тама полно таких – ронжейцы обок с нами живут. Да, довелось и сайельского винца хлебнуть, и девчат вейерхольдских пожимкать. Хех! – дед весело подмигнул. – Сам-то я с под Суржину. По молодости в войске у лорда Ригестайна десятником ходил. Потом уж вот здесь осел, жинку жавел, детками Висьмирь не обидел. У меня ж две внучки твоего вожрасту. А пацанов-внуков пятеро. Еще двое на подходе – дочка и сноха на сносях.

– Ты служил у лорда Ригестайна? – заинтересовалась Зараэль.

– Служил, – гордо подтвердил дед и приосанился. – Довелося и в деле его повидать. Могутный воин, скажу тебе. И чародей сильный. Помню, на Желтоводной с нортами бились. Так он с полдюжиной своих ратников супротив их комры стоял. А комра, почитай, наш литт – сто человек. Кого мечом, кого колдовством – одолел. Вот какой это воин. А потом, как отбились, в жамке своем гулянье для командиров устроил. Ну и нам немало перепало. Не плохой он, хоть и боятся его. И тож правильно: бояться не будут – уважать перестанут.

– А замок у него где? – спросила Зараэль. Она знала, что южные рубежи, Сурзин и Вейерхольд – вотчина Ригестайна, но редко его видела и мало им интересовалась.

– На юге, аккурат под Суржином. С городских стен замок видно.

После заката добрались до Прилесья – деревни в два десятка дворов, стоявшей на полет стрелы от мрачного, черного леса. Дорога прямиком уводила под темный полог деревьев, но дед направил волов в деревню.

– Негоже ночью туда жаходить.

– Почему?

– Проклятый он, дурной. Люди там пропадают. О, да у Жобешка людно! Добро, обозом через лес пойдем. Оно так спокойней.

Задворки крайней избы были заставлены телегами и повозками. Дед поставил свою с краю, распряг волов и надел им на морды торбы с овсом.

– Пойдем, – поманил он Зараэль, всходя на крыльцо. – Не скучно сегодня вечерять будет.

Вошли в сени, сбросили верхнюю одежду, и ступили в дом. Хата была полна народу. Сидели тесно на лавках за столом, хлебали жижу из большого котла. Хозяйка, уже не молодая, возилась у печи, ворча и шуруя в ней ухватом. Девушка лет шестнадцати суетилась у стола, помогая хозяйке. С печи на постояльцев с любопытством разглядывали четверо детей – три пацаненка и девочка.

– Здоров будь, Жобешек! – возчик махнул рукой в сторону хозяина – красномордого здорового мужика.

– А, Диниус! – узнал хозяин гостя. – Годи, годи! Мае Качке кизив – паче Диниус о Вестрог хирч добезши до строжов, надени до Уборовище буди.3

– Мимо не проехать, – согласился дед. – Принимай нас на ночевье. Входи, как тебя там.

Зараэль прошла вслед за дедом в жаркую, пахнущую чесноком и овчиной, хату. Хозяин, сильно хромая на кривых ногах, вкатил из сеней две бочки, придвинул их к столу.

– Хирчуйте. Качка, нав чорпошки4.

Южанка, уже и не помышлявшая о вилках и тарелках, потянулась к котлу наравне с возчиками. Хмурые мужики, утомленные дорогой, ели молча. На смуглую девушку за столом внимания почти не обратили – мало ли кто по дорогам ходит. После недолгого ужина половина постояльцев отправилась спать в овин. В хате остались Зараэль с дедом, парнишка лет пятнадцати с отцом-инвалидом без левой руки, и пара возчиков в преклонном возрасте. Зараэль определили спать на лавке. Пока хозяйская дочка стелила на лавках и полу овчины, Зараэль вышла на воздух.

Морозная звездная ночь успокаивала тишиной. Волы дышали паром, мерно пережевывая корм. Невдалеке чернел лес. Южанка отошла к возам, взобралась на телегу, слушая зимнее безмолвие и глядя поверх темной стены деревьев на сияющие в вышине звезды. Внезапно ей показалось, что звезда сверкнула под пологом леса. Зараэль моргнула. Когда она открыла глаза, в глубине леса, то выплывая, то пропадая за стволами, засияли еще несколько серебристых огоньков. Южанку пробрал озноб. Она, вцепившись в край телеги, вгляделась в лесную глубь. Из-за стволов, не покидая границы леса, выплывали мерцающие голубым светом неясные фигуры. Спрыгнув с телеги, она со всех ног бросилась в хату.

– Там кто-то есть! – выпалила она, ворвавшись в дом.

– Где? – обернулись к ней.

– В лесу, – Зараэль запнулась. – Там что-то… плавает… голубое.

– А, – махнул хозяин без интереса. – Завсегда так ночью. Не пужайся, оне токма в бору. До сюда не ходют. Вот к ним ходить не след, так что ложись. Вона, на лавке тебе постелено.

– А кто это? – Зараэль села на лавку, покрытую овечьей шкурой и определенную ей постелью. Слова хозяина, произнесенные будничным тоном, немного успокоили её.

– А кто знат? – пожал плечами тот. – Я с ними не ручкался.

– Это духи проклятых жителей этого леса, – подал голос один из возчиков-стариков. – Слышал я сказ про этот лес. Но уж точно не помню всю историю. Песней-то она хорошо до ума доходит, а простыми словами и не передашь.

– И я слышал, – подтвердил Диниус, разлегшийся на полу на овчине и укрывшийся своим тулупом. – Этот сказ славно Барн-северянин поет.

– Уже не споет, – мрачно заметил однорукий. – Порешили его намедни в Вестроге.

– Как?! – всколыхнулся народ. – Как рука-то поднялась, на певца? Старика тем паче?

– А так. В трактире, говорят, в драке положили. Служивым песня не по нраву пришлась, они его и того…. А то певец добрый был. Он-то это предание точно знал. Да и других немало помнил. Руки б у того поотсохли, кто его кончал.

Люди замолчали, кто-то печально вздохнул. В эту минуту Зараэль поняла еще одну вещь – бардов убивать не след.

– А о чем история? – спросила она.

– О древних временах, – ответил старый возчик. – Кажись, об этих, как их, ельвах.